Камеры переключились на Мойеса. Тот сидел, откинувшись на спинку стула, сложив руки на груди, улыбался, глядя на бывшего доверенного помощника.
Произнеся слова присяги, де Карвальхо сел, потянулся к стакану с водой и… опрокинул его. Мойес громко рассмеялся. Судья хмуро посмотрел на него. Стакан поднял охранник, стоявший ближе к де Карвальхо, и пошел снова наполнить. Окружной прокурор начал с рутины. Спросил у свидетеля фамилию, возраст, место рождения и в каких отношениях он находится с подсудимым Мойесом.
В этот момент открылась дверь и в зал шагнул чернокожий лысый мужчина. Де Карвальхо мельком взглянул и продолжил отвечать.
Никто особого внимания на вошедшего не обратил. Он был в сером костюме, белой рубашке и галстуке в черную и белую полоску. Долго у двери не задержался, иначе можно было бы присмотреться к его лицу и заметить отсутствие бровей и ресниц. Но люди в зале суда обычно не очень внимательно разглядывают друг друга. Не за этим они сюда пришли.
Он двинулся по проходу.
Первые пять рядов были заполнены, но ему удалось найти место в середине третьего. Мужчина и женщина подвинулись, освободив для него место. Он сел в тот момент, когда окружной прокурор спрашивал де Карвальхо о его работе на Виктора Мойеса.
Должны были появиться родственники де Карвальхо, а вошел чернокожий мужчина. Мойес сердито посмотрел на Колмана Краббе. Тот ободряюще улыбнулся. Мол, они скоро будут. Все идет по плану. Не надо беспокоиться. Тогда Мойес устремил свирепый взгляд на де Карвальхо, который рассказывал окружному прокурору, как они познакомились. Это случилось в городке Кабимас, когда он устраивался на работу на нефтеперерабатывающий завод. Де Карвальхо опять встретился взглядом с боссом, и слова вдруг начали застревать в горле. Затем он покосился на дверь слева и смертельно побледнел. Мойес, напротив, расплылся в улыбке.
Тем временем недавно пришедший человек в сером костюме вдруг встал не торопясь, вроде желая выйти и сознавая, что беспокоит людей, неожиданно вскинул правую руку и выстрелил в затылок Виктору Мойесу из револьвера «смит-и-вессон» калибра 9,1 мм. Лицо Мойеса разорвалось на части, которые упали на наваленные на столе юридические бумаги. И сам он тоже повалился вперед.
В следующие несколько секунд человек в сером костюме выстрелом в висок завалил адвоката Уайнсапа, когда тот повернул голову посмотреть, откуда стреляли, видимо, даже не понимая, что случилось с его клиентом. Колман Краббе оказался сообразительнее. Он успел забраться под стол и скорчился там в утробной позе, прикрыв голову руками, но все равно получил свою пулю. Она свободно прошла через его стиснутые руки и выбила мозги наружу.
В зале началось жуткое столпотворение. Все завопили и попадали на пол. Наконец охранник, ближайший к судье, выстрелил в гангстера четыре раза из положения лежа. Пули попали ему в сердце, легли кучно. Убийца уронил револьвер, качнулся назад и рухнул на людей, сидящих впереди.
Леденец подождал, пока телефон в будке напротив здания суда прозвенит два раза, и снял трубку. Услышал то, что надо было услышать, и вернулся в машину в тот момент, когда воздух вокруг стал оглашаться звуками сирен приближающихся полицейских автомобилей.
— Итак, джентльмены. Как наши дела? — Шеф уголовного розыска Элдон Бернс сурово посмотрел на Макса, на Джо, потом снова на Макса, на котором и зафиксировал взгляд.
Шеф был не в духе. Макс мог судить об этом не только по его напряженному голосу и глазам — обычно прозрачные, серовато-голубые, они теперь потемнели, стали хмурыми, — но и по цвету небольшой бородавки справа на лбу, которая приняла лиловый оттенок. В нормальном состоянии она была практически незаметна, сливалась с его смуглой кожей, но когда он сердился, бородавка становилась цвета перезрелой виноградины. Сегодня на пальце Элдона присутствовало обручальное кольцо. Он был женат тридцать один год, но на работе кольцо никогда не носил с тех времен, когда еще находился в патрульной службе. С женатыми преступники вели себя наглее, полагая, что тем есть что терять. А на встречу с начальством он кольцо надевал, для солидности.
Внешность у Элдона Бернса была впечатляющая. Широкое лицо, кривой нос, дважды сломанный на ринге и оба раза неправильно выправленный. Поэтому нос кренился вправо, придавая лицу асимметрию, вследствие чего правая половина лица Элдона Бернса заметно отличалась от левой. Правая — твердая, напряженная, кожа на ней более упругая, а на левой слегка провисала, будто принадлежала человеку на десять лет старше. На боксе также лежала вина и за то, что брови были рассечены двумя тонкими вертикальными шрамами. Когда Элдон хмурился, брови нависали и шрамы становились заметнее.
У него на лице были еще шрамы, полученные уже на службе в полиции Майами, когда он большую часть дня не просиживал за столом, а почти ежедневно вступал в рукопашные схватки с преступниками, наводнившими город во время экономического бума пятидесятых.
И репутация у Элдона была соответствующая. Впереди него повсюду, как рыбы-лоцманы, предвещающие появление грозной белой акулы, следовали мифы, слухи, истории и легенды. Элдон это поощрял и ни один из мифов не опроверг. Любил рассказывать, как появились у него на лице шрамы, и оставлял другим домысливать, как он за это отомстил. Макс не сомневался, что половина передававшихся из уст в уста историй о геройствах Элдона Бернса выдумка, но верил, что по сути они верны. Связываться с Элдоном Бернсом действительно очень опасно.