Дрейк всегда возбуждался, когда речь заходила о педофилах. Он ненавидел их всей душой. Макс предполагал, что у Дрейка в детстве было что-то с одним из таких, но об этом ведь не спросишь. Закаленный гангстер Дрейк правду не скажет, не может себе позволить предстать жертвой насилия, пусть даже в детстве. У них ведь как: покажи слабину — мгновенно съедят. И никакой Макс не спасет.
— Ты прав, — еле слышно произнес Макс, — но закон есть закон.
— Для чего нужны подобные законы? Дерьмо так и останется дерьмом, что с ним ни делай. А у нас за торговлю «риферами» дают больше, чем за изнасилование малолеток.
— Да, я тебя понимаю.
— Понимаешь? — Дрейк сильнее откинулся на спинку стула, чтобы быть ближе к ушам Макса. — Но если ты все это хорошо понимаешь, то почему до сих пор остаешься копом?
— Одна из причин, почему я пошел в полицию, — искренне ответил Макс, — это потому что думал — и по-прежнему думаю, — что смогу внести свой вклад в изменение мира к лучшему. Пусть даже маленький, который никто не заметит. Но где-нибудь, на ком-нибудь это обязательно скажется. Вот почему я по-прежнему здесь и завтракаю с тобой.
— Ты, может, веришь и в Санта-Клауса?
Макс знал, что Дрейк сейчас вспыхнул улыбкой. Той самой язвительной, всезнающей улыбкой, придавшей его лицу беспечное выражение, типа «день прошел, и ладно, а что завтра будет, посмотрим». Благодаря этому выражению у него всегда было много женщин. А однажды Дрейк даже заработал пулю в ногу от ревнивого мужа, которому наставил рога.
При упоминании о Санта-Клаусе Макс нахмурился. Вспомнил испорченное Рождество, когда в сочельник ехал со своей подружкой Рене в Ки-Уэст. Надеялся хорошо провести время. На середине пути они поругались. Из-за мелочи, стыдно подумать. Она начала ворчать насчет окна с ее стороны, что от него дует. Он ответил что-то, видимо, не так. Ей не понравилось, и она произнесла какую-то резкость. В общем, слово за слово, и отношения испортились. Они сказали друг другу то, чего не следовало говорить. Но раз сказали, значит, так думали. Подружка вышла из машины в Маллори-сквер с вещами, вся в слезах, села в автобус, следовавший обратно в Майами. Макс вернулся домой и напился. На следующий день позвонил Джо, тот приехал к нему с ящиком пива, бутылкой бурбона и коробкой «риферов». Они отправились на пляж и оттянулись как следует. Оставшийся отпуск Макс провел примерно в том же духе и лишь сейчас начал выходить из штопора.
По радио негромко пели «Битлз», одну песню за другой, без перерыва. До сих пор поминали Джона Леннона, застреленного в Нью-Йорке в декабре. И от этого не было никакого спасения. Даже «черные» станции пускали обработки мелодий «Битлз» в стиле соул, фанк и диско. Какую бы станцию Макс ни включал, везде обсуждали убийство. Одни комментаторы с апломбом утверждали, будто это дело рук ЦРУ, другие выдвигали еще более невероятные версии. И песни, песни, песни «Битлз» без конца. Это раздражало Макса. Сколько можно? На улицах американских городов и, конечно, в Майами часто психопаты-неудачники убивали ни в чем не повинных людей, у которых имелись семьи и дети. Просто так, по причине недовольства. Но до этого никому не было дела. Вселенскую радиоскорбь даже не ослабило покушение на Рейгана в прошлом месяце.
Появилась официантка с кофейником. Макс свою чашку даже не пригубил. После выпитого вчера в желудке опять бурчало, а дома в аптечке закончились таблетки от похмелья.
— Вы не любите кофе? — спросила она. Ее звали Коррина, и она была чертовски хороша. Живые карие глаза, лицо миндалевидной формы, загорелая, пухлые чувственные губы, безупречная фигура. Ей можно было дать лет двадцать с небольшим, но Макс подозревал, что она моложе.
Он улыбнулся:
— Я забыл его выпить.
— Хотите, я налью вам свежего?
— Конечно.
Она хотела уйти, но Дрейк остановил ее, нежно дотронувшись до руки. Затем, сияя улыбкой, протянул свою пустую чашку:
— И мне тоже.
Коррина извинилась, чуть хихикнув, налила ему кофе и поспешила к стойке.
— Хороша, ничего не скажешь! — Дрейк наклонился, наблюдая, как девушка идет по проходу. — Вот такую я бы заказал на дом. И знаешь, для чего? Попросил бы ее двигаться по комнате, а сам сидел бы на диване и любовался. Но… если серьезно, то спаси меня Господь от таких.
— Почему же? — удивился Макс.
— Когда делаешь дела на улицах, то женщины побоку. Ты должен думать лишь о своей игре и держать ее крепко под контролем. А если заимеешь вот такую милашку, заставляющую поворачивать в свою сторону головы всех черномазых, латиносов и белых голодранцев, которая, как говорится, имеет антураж, то тебе придется постоянно отгонять их от нее. Некогда будет делать деньги. Уловил? Такая киска для черномазого хуже любой наркоты.
— Так ты что, встречаешься только с уродинами?
— Да не с уродинами, а просто они… Знаешь, как это бывает?.. Красотка всегда выбирает подружек понекрасивее, чтобы выглядеть на их фоне еще лучше. Так я приударяю за этими некрасивыми. Большинство чертовски рады, что у них наконец появился мужчина, которому они могут что-то дать. Ну, готовить, стирать, потереть спину, все, что угодно. И многие отлично трахаются. А эти красотки, будто прямо с обложки журнала, ничего этого тебе делать не станут, потому что много гонора.
— Да, Дрейк, я твои резоны понимаю, — усмехнулся Макс. Он снимал женщин в ночных клубах по такому же принципу, но не хотел сравнивать себя со своим информатором. Надо соблюдать служебную дистанцию. — Что касается меня, то я люблю просыпаться утром и видеть рядом симпатичную мордашку.